|
 Ксения Новикова: «Андрей превратился в
чудовище, измучившее меня и детей».
В продаже с 26 января 2012г.
Записала: Юлия Ушакова
Рубрика: Факт
Фото: Алексей Абельцев (1-4), PersonaStars.com
(5), из
личного архива Ксении Новиковой (6-11), Андрей Эрштрем (12)
... Сейчас мне говорят: вот, твоя история наделала много шума, это
хорошо для пиара. Но я никому не пожелала бы такого пиара! Даже
врагу. Муж забрал у меня сыновей. Вывез в Лондон — ему для этого не
потребовались даже детские паспорта, которые остались у меня дома.
Если бы не разлука с детьми, я никогда не стала бы выносить сор из
избы - это самое последнее дело. Но сейчас я готова кричать на весь
мир, только бы помогло и Мироша с Богданом снова оказались в
Москве...
... Если бы пять лет назад кто-нибудь сказал мне, чем закончится
наша история с Андреем, я ни за что не поверила бы. Что человек,
которого я любила, искренний, светлый, превратится в мрачное
чудовище, измучившее меня и детей, — невозможно было представить.
… Когда я стала солисткой «Блестящих», у меня появилось много
поклонников. Но я всегда хотела серьезных отношений. Краткосрочные
романы, флирты — не мое. Я мечтала создать семью, одну на всю жизнь,
такую же, как у моих родителей, которые вместе с юности. И когда
встретила Андрея, сразу поняла: это мой человек. Сложно объяснить,
откуда вдруг появляется эта уверенность, она просто появляется — и
все. Бывает, людям целой жизни не хватает, чтобы узнать друг друга,
а бывает — поговоришь пять минут, а кажется, знал человека всегда.
Так случилось и с Андреем. Он старше меня на четыре года, такая же
разница и у моих родителей, к тому же муж — тезка моего папы. Я во
всем видела хорошие предзнаменования. Как же я ошибалась...
Мы с Андреем встретились на дне рождения общего друга. И не так уж
много говорили тогда, просто помню, где бы я ни находилась, глазами
почему-то искала именно его и в ответ встречала теплый, солнечный
взгляд. Когда подошло время разъезжаться, я была уверена: Андрей
обязательно попросит мой телефон. Но этого не случилось. Потом он
рассказал: я так сильно ему понравилась, что он даже испугался.
Подумал: ни к чему это не приведет, у нее куча поклонников, нечего
даже думать о чем-то серьезном...
Я стояла в дверях, когда Андрей меня спросил: «Уже уходишь?»
Кивнула: «Да, все друзья разошлись, у меня нет компании...» Я так
надеялась, что он поймет намек, но Андрей и тут промолчал. В его
душе тогда происходила серьезная борьба. Он никак не мог решиться
сделать шаг навстречу... Прошло еще два месяца. Мы снова встретились
у общего приятеля. И вот удивительно — Андрея я не узнала. Его
внешность растворилась в моем сознании. Помнила только мгновенное
ощущение счастья, которое испытывала, когда в ту первую встречу он
на меня смотрел. И вот подходит приятель и говорит: «Это Андрей! Ты
что, не помнишь?..» Пришлось тогда соврать, что помню. Признаться,
что нет, было как-то неловко. С того дня мы уже не расставались. На
следующий день пошли с друзьями в ресторан, потом — в караоке. Я
чувствовала такую легкость и свободу, какие уже давно не испытывала.
И когда Андрей предложил куда-нибудь съездить вместе, согласилась.
Сначала был Таиланд, потом Кисловодск.
… Помню, как гуляли по дорожкам огромного тенистого парка,
поднимались все выше и выше в горы, болтали обо всем на свете.
Тогда, в кисловодских горах, мы впервые сказали друг другу, что оба
очень хотим детей. Меня не интересовали ни свадьба, ни официальная
регистрация — штамп в паспорте еще никогда никого не спасал, а вот
дети... Большая семья, в которой все заботятся друг о друге... Это
то, о чем я мечтала. То, о чем мы оба мечтали. Ради семьи я была
готова пожертвовать карьерой в «Блестящих», хоть Андрей и не просил
меня об этом. Это было мое решение. Просто поняла: пришло время
выбирать — или семья, или сцена. И я выбрала семью. Хотя музыка
очень долго была главным в моей жизни. Это был мой воздух, то, без
чего я не могла существовать. И только с появлением Андрея
приоритеты сместились. Я выходила на концертную площадку и ловила
себя на том, что мои мысли очень далеко. Они были сосредоточены на
Андрее. Где он сейчас? Что делает? Я вдруг перестала получать
удовольствие от любимой работы. Будто какой-то важный канал
перекрыли, и вся энергия устремилась в другое русло... Такого не
случалось никогда раньше.
... За те годы, что были вместе, мы с девчонками из «Блестящих»
по-настоящему сроднились. Между нами не было никаких тайн. Мы знали
все о романах друг друга, о поклонниках, о сердечных переживаниях.
Конечно, когда у меня начались отношения с Андреем, девочки узнали
об этом тут же. И когда я сообщила, что ухожу из группы ради того,
чтобы быть с любимым человеком, они меня поддержали.
... Я полностью окунулась в новую жизнь. И когда однажды Андрей
сказал, что на две недели улетает в командировку в Лондон — его
бизнес был связан тогда с постоянными поездками в Англию, — у меня
все внутри сжалось: целые две недели! Так долго... Просто бесконечно
долго... Я проводила Андрея в аэропорт, вернулась домой и все не
могла найти себе места. Стало так пусто, холодно, неуютно. Ничего не
хотелось. Разве что заснуть. На все эти две недели. И чтобы когда
открою глаза, он уже был рядом... Вдруг увидела в прихожей шарф
Андрея. Господи, как же я обрадовалась! Взяла этот шарфик, прижала к
лицу, вдохнула родной запах.
... Так и спала все ночи с этим шарфиком, пока он не вернулся. В
день, когда Андрей должен был прилететь обратно в Москву, я места
себе не находила. Заранее поинтересовалась: «Что тебе приготовить?»
Он рассмеялся: «Щавелевый суп! С удовольствием бы поел...» Я
пообещала: «Будет сделано!» И только потом задумалась, а где же
зимой в Москве найду щавель? В это время года его нет ни в
супермаркетах, ни на рынках... Звоню поздно вечером подруге: «Все
пропало, не удастся Андрея порадовать...» Она в ответ: «Не
расстраивайся. Сейчас привезу тебе этот щавель...» Оказалось, ее
родители специально на зиму его консервируют. И у подруги как раз
осталась одна драгоценная банка, которую она мне везла через весь
город на ночь глядя... К тому моменту, когда ранним утром самолет
Андрея приземлился в Москве, у меня уже был готов ароматный суп...
Какую же я чувствовала гордость, когда, съев тарелку, Андрей
попросил добавки!..
Вскоре я забеременела.
Еще когда пела в группе, смотрела на беременную Олю Орлову с
восхищением. Оля была такая красивая с животиком! Почему-то
считается, что животик не добавляет сексуальности. Глупость чистая!
Лучше этого состояния для женщины ничего не может быть! Я,
забеременев, буквально дни считала, когда же мое тело округлится.
Такой красивой, как тогда, когда я носила Мирона, я себя еще не
ощущала!... И Андрей был совершенно счастлив. Но иногда он менялся.
В то время еще ненадолго. Вместо светлого Андрея появлялся Андрей
темный. И эти две личности кардинально отличались друг от друга.
Происходило это, когда Андрей выпивал. Мы тогда жили на Цветном
бульваре, и я с головой окунулась в обустройство дома. Мне все
доставляло удовольствие — продумывать детали обстановки,
обустраивать детскую для нашего первенца, готовить для Андрея...
Помню, однажды встала пораньше приготовить завтрак. Накрыла на стол,
расставила сервиз и стала ждать, когда Андрей проснется. Он появился
из спальни и даже не взглянул в мою сторону. Бросил, что ему
некогда, собрался и ушел... А я так и осталась сидеть за накрытым
столом. Есть одной совершенно не хотелось. К глазам подступили
слезы. Я говорила себе: ну подумаешь, человек отказался завтракать,
не делай из мухи слона, у мужчин настроение часто меняется. Но на
душе будто кошки скребли. Это был один из дней, когда Андрей темный
дал о себе знать... Но, знаете, это ведь было самое начало наших
отношений. Я очень сильно любила мужа, а когда любишь, на многое
закрываешь глаза, прощаешь, стараешься не обращать внимания. Я сама
искала всякие оправдания Андрею и не желала видеть, как обстоят дела
на самом деле.
Говорила себе: это всего лишь наваждение. Такая позиция страуса,
который прячет голову в песок: когда не хочешь ничего замечать, то и
не замечаешь... Наконец родился наш Мирон! В перинатальном центре
Андрей не отходил от меня ни на минуту. Снял двухкомнатную палату,
чтобы все время быть со мной и сыном, помогал мне его укачивать,
кормить. В соседней комнате стоял диван, но Андрей сказал, что будет
вставать на все ночные кормления так же, как и я, и спал на моей
кровати. Мы с ним вместе переворачивались, вместе поднимались. Все
дни, что провели в больнице, Андрей нес «дежурство» вместе со мной.
Потом дома он тоже очень мне помогал: менял подгузники, читал сыну
на ночь сказки Пушкина: нам кто-то из врачей рассказал, что это
очень полезно — несмотря на то что малыши еще не понимают смысла,
они улавливают мелодику стиха, и это их успокаивает. Но проходили
дни, и муж менялся... Стоило ему посидеть где-то с друзьями или
партнерами, что-то отметить — и он будто переставал замечать меня.
Потом начинал цепляться ко всяким мелочам, все больше мрачнел, а
когда я пыталась с ним поговорить, мог сорваться и в тапочках
убежать ночью на улицу. Я начинала звонить друзьям, они приезжали,
приводили Андрея домой. В таких случаях он никогда не раскаивался,
не просил прощения. Наоборот, твердил: «Это ты виновата. Это все
из-за тебя». У меня даже комплекс вины выработался — я действительно
стала думать: что-то, видимо, я делаю не так, чем-то Андрея
раздражаю. Только спустя время врач-нарколог объяснил мне, что его
пациенты очень часто так себя ведут: они перекладывают вину за свои
проступки на других, проецируя собственные действия на того, кто
находится рядом.
... Поначалу, когда Андрей уходил из дома, я звонила друзьям, и его
возвращали, потом, когда это стало происходить все чаще, я уже не
извещала их. Какой смысл? Все равно повторится. В который уже раз
беспокоить людей... А Андрей стал пропадать из дома уже на несколько
дней. Не предупреждая. Появлялся и уходил, когда ему захочется.
Когда мы крестили Мирона, он сильно выпил еще с утра. Фотографии
попали в прессу, и я помню чувство ужасной неловкости, которое
испытывала. Нет, журналистам я по-прежнему твердила, что у нас все
прекрасно, что это лишь плохой кадр, сделанный папарацци. Что в
конце концов на крестинах собственного ребенка отец может позволить
себе немного выпить. Если бы немного... Все покатилось как снежный
ком. Как раз грянул кризис, и бизнес Андрея практически встал.
Реанимировать его не получалось, а может, он не очень и стремился. В
Лондоне у Андрея жила мама, которая, как бы жизнь ни сложилась,
всегда поддерживала сына. Даже если бы он вообще решил больше ничего
не делать. Правда, поддержка свекрови распространялась только на
Андрея. Мне же она как-то заявила, что я сижу на шее ее сына и тяну
из него деньги — на дом, на няню, на себя. «Вот мы растили своих
детей сами, и ничего...»
У меня от этих слов внутри все замерло: я тяну деньги?! Да я с
детства зарабатывала сама и продолжала бы это делать, если бы мы с
Андреем не решили создать семью. А тут, оказывается, я стала
иждивенкой!..
... Когда я носила под сердцем нашего второго сына, Андрей
предупредил, что придется затянуть пояса. Финансовый вопрос стоял
тогда остро, как никогда. Ну что ж, не пропадем... У меня была
машина, драгоценности, которые можно продать. Что я и сделала.
Распрощалась с легким сердцем со всем ценным, что у меня было, даже
с часами. Все это — дело наживное. Пройдут тяжелые времена, и мы
купим новые часы, кольца, сережки. А пока важно, что у нас есть
деньги на то, чтобы заплатить врачам, которые вели мою беременность,
чтобы купить все необходимое для малыша, чтобы в холодильнике была
еда... Я не сомневалась, что тяжелые времена пройдут и на нашей
улице снова выглянет солнце. Но Андрей все глубже погружался в
темноту... Он часто повторял, что я его обязательно брошу. «Да
как такое может прийти тебе в голову? У нас ребенок! Мы ждем
второго! Я люблю тебя!» — «Нет, ты меня бросишь... Я чувствую, я
знаю...» Твердил, как мантру, и уходил в запой... Возможно, причина
в том, что не ладилось на работе, может быть, его мучила
неуверенность в себе, но Андрей темный тогда уже почти полностью
поглотил светлого. Помню, с огромным животом (на последнем месяце
беременности) сижу в комнате с Мироном на руках. И вдруг врывается
муж и начинает крушить все вокруг, не обращая внимания на
заходящегося в плаче сына, на мои слезы. Просто как ураган.
Переворачивал стулья, долбил двери. Казалось, разверзся ад... Мы с
Мироном спрятались в детской, но это не спасало. Андрей уже не
контролировал себя, он выгнал няню, очень грубо разговаривал с моей
мамой. Однажды я услышала, как Мирон перед приездом бабушки серьезно
спросил: «Пап, а ты Малину (он так произносит имя Марина) не будешь
обижать?»
... Небольшая передышка наступила, когда родился Богдан. Тогда
Андрей, прежний Андрей, вернулся. Снова помогал мне с сыном: играл с
ним, купал перед сном... Но мир длился недолго. Скоро все вернулось
на круги своя — загулы, скандалы, квартира снова напоминала поле
боя, где все перевернуто вверх дном. Но и тогда я еще пыталась, что
называется, сохранять лицо. Даже маме не обо всем рассказывала.
Зачем? Изменить она все равно ничего не могла, только будет
переживать. Это мой муж, моя семья, и я была намерена бороться за
нее до конца. Бороться и терпеть. Без терпения ведь отношений не
построишь. Мне казалось, если я перетерплю, наступит день, когда
Андрей поймет, что делает. Я действительно верила в это.
... Забегая вперед, скажу, что день, когда Андрей передо мной
извинился и предложил обвенчаться, чтобы скрепить наш союз, все же
наступил. Но было уже слишком поздно. Ничего исправить было
нельзя... А пока я продолжала, сцепив зубы, ждать и надеяться на
лучшее. Как выяснилось потом, далось мне это ох какой дорогой
ценой... Вскоре после рождения Богдана я стала очень плохо себя
почувствовать. Перед глазами все плыло, я почти теряла сознание.
Постоянно не хватало воздуха. Когда приехала «скорая», выяснилось,
что у меня пульс 33 удара в минуту. Меня отвезли в реанимацию,
прописали гору сердечных лекарств и, когда стало получше, отпустили
домой. Через какое-то время все повторилось. «Скорая», реанимация,
таблетки... И так снова и снова. Я будто оказалась между небом и
землей. Сколько меня ни лечили, причину приступов найти не могли.
Пока наконец один врач не предположил: мои проблемы не сердечного
происхождения. Просто я долгое время жила в ужасном напряжении и так
глубоко загоняла переживания внутрь, не решаясь с кем-то ими
поделиться, что организм в конце концов не выдержал. Сердце стало
отказывать из-за того, что моя боль не имела выхода и, как ржавчина,
разъедала меня изнутри.
... Богдан был еще совсем крохой, но мне стало понятно: надо
возвращаться на сцену. Чтобы обеспечивать детей и себя, чтобы не
проводить все время в четырех стенах, ожидая возвращения Андрея и
думая о том, что он выкинет сегодня. Андрей воспринял эту новость в
штыки. «Так и скажи, что собралась развлекаться!» — «Да при чем тут
развлечения?! Я просто хочу работать!» Но Андрея было не
переубедить. Мы тогда перебрались жить за город. Как-то собираюсь на
гастроли, вдруг муж влетает в комнату, хватает чемодан и выбрасывает
его в окно: «Ты никуда не поедешь!» — «Но я должна...» — «Не
поедешь, и все!..» Но я все же уехала. Эти сцены от раза к разу
становились все яростнее и непримиримее. На Андрея ни действовали ни
слезы, ни уговоры, он, казалось, вообще потерял способность слышать
меня. В загородном доме я чувствовала себя его заложницей. Родители
далеко, защитить меня и детей было совершенно некому. Мы целиком и
полностью находились во власти мужа, и это, видимо, еще больше его
распаляло. Андрей уже не просто издевался надо мной, но делал это
изощренно, наслаждаясь моим унижением... Выбраться из загородного
дома можно было только на машине. И вот Андрей, зная, что ключи от
машины — мой единственный оберег, придумал новую пытку. Он их
забирал, а когда я просила вернуть, начинал бросать из одного угла
комнаты в другой. Я бегала за ними, как собачка, а он, всякий раз
опережая меня, успевал поднять брелок и снова швырял. Давай, мол,
побегай за своими ключиками... После этого случая я стала прятать
свой паспорт и ключи под диваном. Однажды я собиралась в Москву на
звукозаписывающую студию. Андрей преградил дорогу: «Никуда не
поедешь! Нечего тебе там делать!» Потом стал преследовать меня по
всему дому, отсекая путь на второй этаж, где был тайник с ключами от
машины. Муж догонял меня, щипал, потом давал убежать и снова
догонял...
Я чувствовала, что просто схожу с ума от ужаса и нереальности
происходящего. Это был какой-то страшный сон. Единственная мысль,
которая спасала, что дети всего этого не видят. Они в то время были
в Испании с моими родителями. Наконец, спустя три часа, Андрей
устал. Я находилась в таком состоянии, что с трудом могла понять,
что же мне делать. Помню только, что все-таки добралась до своей
комнаты, схватила ключи от машины и, как была, босиком, села за руль
и поехала в Москву. Перед глазами все плыло, я не знаю, как не
врезалась в столб. Ехала просто на автопилоте. Добралась до дома
родителей, выключила зажигание, вышла из машины. Все действия
выполняла как робот. Невеста брата, которая меня встретила, от моего
вида пришла в ужас. Начала отпаивать меня чаем, успокаивала, как
могла, принесла одежду, обувь. Позже она сделала фотографии, на
которых запечатлены мои синяки. Картинка получилась страшная — на
ногах просто живого места нет. И то, что она сделала эти снимки,
хорошо. Знаете, проходит время, и память блокирует какие-то ужасные
воспоминания. Но все-таки кое-что забывать нельзя. Эти фотографии —
залог того, что я не забуду.
... В последние месяцы я жила с ощущением постоянного страха,
вздрагивала от каждого шороха, просыпалась по ночам. Это состояние
передалось и детям. Мирон, который больше младшего понимает, стал
так пугаться, что у него случались истерики. Ребенок плакал до
рвоты, до полного изнеможения... Однажды я вернулась домой и застала
спящего пьяного Андрея в детской. Мироша тоже спал. Все вокруг
перевернуто вверх дном, в воздухе тяжелый кислый запах. Сына
вырвало, и он так и заснул на грязной простыне и подушке.
... Наверное, тогда во мне что-то окончательно надломилось. Можно
очень долго терпеть самой, но когда речь идет о твоих детях... Мой
ребенок превращался в запуганное, несчастное существо, и я наконец
ясно поняла — жить так дальше невозможно... Андрей будто
почувствовал мою внутреннюю решимость. Именно тогда прозвучали
слова, которые я от него давно ждала. Он впервые за долгое время
попросил у меня прощения. Сказал, что очень виноват, что хочет все
исправить. И что нам обязательно надо скрепить отношения церковным
браком. Чтобы бог благословил нас... Еще некоторое время назад я все
в жизни отдала бы, чтобы услышать от него эти слова. Но теперь... во
мне уже все умерло. Наши отношения уже не могло спасти никакое
благословение. Когда я сказала Андрею, что ничего не выйдет, я от
него ухожу и нам надо официально оформить раздельную опеку над
детьми, он воспринял это на удивление спокойно. Как если бы
предпринял все шаги к спасению нашей семьи и теперь смирился с
неизбежным. Мы подписали мировое соглашение. По нему Мироша и Богдан
оставались жить со мной, а по выходным Андрей мог забирать их к
себе. Наступили выходные. Андрей приехал за детьми. Посадил их в
машину. Больше я сыновей не видела... Когда он позвонил из Лондона и
сообщил, что дети останутся там, я подумала, что схожу с ума. Это не
может быть правдой! Как Андрею удалось вывезти детей, если у него не
было ни их паспортов, ни моего разрешения! Но в нашей стране для
людей со связями нет ничего невозможного.
Очень хочу верить, что свекровь в Лондоне не знает, что случилось на
самом деле. Не может мать участвовать в таких вещах. Даже если она
на стороне собственного сына.
... Андрей ведет со мной какую-то коварную игру: шлет эсэмэски,
звонит как ни в чем не бывало, предлагает приехать в Лондон, будто
между нами еще что-то возможно. Какой-то замкнутый круг из
бесконечной лжи...
Вчера я впервые зашла в детскую, где не была уже месяц. Услышала
смех Мирона, увидела, как бежит ко мне, раскинув руки, Богдан. К
горлу подступил комок. Но я запретила себе плакать. Мне надо быть
сильной, чтобы вернуть сыновей. И я верю, что это произойдет. Завтра
или послезавтра. Но обязательно произойдет. Я это чувствую, я
знаю...
|
